Общий подъём, и мое маленькое войско, состоящее из кошмаров, гончих с церберами и Табора с Алтрамой изготовилось к атаке. Адские жеребцы остались в невысоком перелеске, противник расположился у самой границы болота, оставив между собой и лесом открытое пространство, так что подойти незамеченным было практически невозможно. Именно поэтому люди и адские псы лежали в высокой траве и ждали сигнала от боевой тройки воровской гильдии. Томительно тянулись минуты, а я лежал и вглядывался в образцовый, словно по линейке выведенный лагерь противника, разве что не хватало стены и вышек, чтобы полностью соответствовать когда‑то виденной мной картинке походного лагеря римского легиона.
— Мессир, — раздался у самого уха горячий шёпот разбойницы — устранили двух егерей, у нас есть две — три минуты, а затем их пропажу обнаружат.
И когда успели нахвататься, мелькнули в голове неуместные мысли. Вставать не хотелось, так хорошо было лежать на травке и наслаждаться вечерней тишиной, а солнце как раз коснулось горизонта, бросая на лагерь противника кровавые блики.
Преодолеть еще десяток метров ползком, оказавшись на самой границе, подняться во весь рост, рядом Табор и Алтрама, и заходящее солнце, бьющее в спину, очерчивает нас чёрными страшными силуэтами. Рядом вырастают гончие, адским пламенем вспыхивает гизарма, начиная отсчитывать время до следующего каста. Разбег, лезвие чиркает по одной палатке, второй, оставляя за собой разгорающиеся костры. Гончие с грозным воем влетают в лагерь и атакуют ближайшие цели. Нанести как можно урона, пока противник не очнулся, и отступить — безумный план, но пока он работал. Из леса вылетели кошмары и, разгоняясь, преодолели полсотни метров до лагеря противника, таранным ударом опрокинули очнувшихся и бросившихся им наперерез латников. Волны ужаса, ударили по ещё не пришедшему в себя противнику, заставляя бестолково метаться.
Время утекает, я буквально чувствую, как песчинки сбегают по стеклянным стенкам колбы, ещё чуть — чуть и враг очнётся, и мало нам не покажется. Удар, и голова пехотинца страшным снарядом улетает к горящей платке, а вокруг рваные картинки боя. Вот цербер сбивает лапой на землю латника, а пасть сжимается на руке какого пехотинца. Гончая падает на спину еще одному копьеносцу. Меч латника опускается на круп кошмара, брызжет ядовитая кровь, и в следующую секунду копыто, раскраивает смельчаку череп.
Внезапно ужас, который все ещё удушливым смрадом висит вокруг коней Инферно, словно туман под ударами ветра расползается клочьями и исчезает. Почему‑то голосом командую отступление, а из земли взлетают лавовые струи, опутывая ближайших противников. Табор на ходу влетает в седло кошмара, следом то же самое проделывает Алтрама, церберы живым тараном сносят несколько палаток, открывая путь. В пастях адских псов оглушённые и истекающие кровью воины охотника на демонов.
Но мы не успеваем, совсем чуть — чуть не успеваем. Из центра лагеря стремительным галопом вылетела пара рыцарей. Тяжелые дестрие* (порода рыцарских коней) набирают ход, словно в замедленной съёмке опускаются лэнсы* (в некоторой транскрипции ланс, рыцарское длинное копьё), беря на прицел моих демонов. Повторная команда отступать громовым раскатом проносится над лагерем. Вскидываю руку, начиная шептать заклинание, сорвавшаяся в полёт и все ещё пылающая, гизарма алым росчерком мелькает над полем и ударяет одного из рыцарей в латный горже* (латный или кольчужный воротник, закрывающий шею средневекового воина), выбрасывая из седла. Второй почти уже настигает одного из церберов, но, сорвавшийся с пальцев каст, образует под ногами жеребца болото. Дестрие проваливается по колено, и рыцарь кувырком летит на землю, чтобы остаться лежать оглушенным.
Кошмар Алтрамы взвивается на дыбы, странный огненный росчерк плетью срывается с руки парня, воздух взвихряется выбросом хаоса, а рядом со мной открывается портал из которого, скаля пасть, вылетает гончая. Кошмар разворачивается и уносит мальчишку в след остальным отступающим войскам, а бросившаяся в самоубийственную атаку гончая даёт мне пару секунд приготовиться. За спиной сдавленный стон, бросаю короткий взгляд назад и вижу, как фигура в зелёном плаще с составным луком, оседает на колени, а из шеи егеря торчит короткий арбалетный болт. Но больше оглядываться нет времени. Гончая с огромным трудом отбивается от тройки латников и поддерживающих их пехотинцев с копьями, и спасает адского пса пока только ловкость.
А вокруг меня начинает сгущаться какая‑то странная аура, давя тяжелым молотом на плечи.
— Твою ж, через седло, да чеканом по хребту. — Позволил я себе выругаться вслух.
Высокая мощная фигура, облачённая в алую с золотом то ли рясу, то ли сутану, никогда не различал эти церковные одеяния, мягким шагом профессионального воина направлялась ко мне. Справа и слева от инквизитора, прикрывая его щитами, идут одинаковые как механизмы гремлинов латники, закованные в алый доспех. Чувствовалось, что им не раз приходилось работать вместе, и сработанная двойка не будет мешать друг другу и подставляться под двуручный молот инквизитора.
Прыжок в сторону, рука за миг до этого выхватившая из ножен крис, предплечьем отводит удар копья, черные костяные лезвие вспарывают живот пехотинца, под самый край кирасы, а крис ударяет в горло. Подхватываю из рук умирающего копьё и щеря зубы в злой улыбке, разворачиваюсь к псам церкви, чтобы увидеть, как клинки латников добивают гончую. А в следующую секунду тупой удар стрелы под лопатку разворачивает меня к новому врагу. Горящая стрела врезается в грудь, и жаркое алое пламя за секунду взвивается вокруг меня адским плащом. Перед глазами возникает хохочущая морда убитого лорда — демона, а тело сковывает непонятной силой, не дающей пошевелиться. Я словно со стороны вижу багровые языки, бегущие по рукам, лижущие лицо, трескающийся хитин чешуи, закрывающий предплечья. А следом удар в затылок и багровая холодная тьма.